– А что ты делаешь хорошо?
– Пока я еще не знаю, что делаю хорошо. Слишком мне мало лет… Хотя нет, одно дело я делаю прилично. Но тебе не скажу какое.
– Секрет?
– Наверное. Я не знаю, как ты к этому отнесешься, а потому не скажу.
– Не говори, твое право… Но, может быть, ты мне скажешь, откуда на твоем лице синяки?
Джером задумался.
– Синяки на моем лице – дело частое, – сказал он. – Почему-то многим доставляет удовольствие бить меня по лицу. Видимо, в конструкции моей физиономии есть что-то притягательное для ее набития. Я так полагаю, что это то же самое, как голое женское тело когото притягивает для объятий. Кстати, не можешь ли ты мне объяснить, что движет тобою, когда ты целуешь женские груди и живот? Ведь все это может быть не совсем чистым? Например, для меня эта область человеческого общения не представляется привлекательной.
Почему-то этот вопрос Джерома прозвучал для Генриха Ивановича самым естественным образом, он даже не почувствовал смущения, возможно, из-за того, что сам мальчик не видел в этом вопросе ничего скабрезного, а потому спокойно на него ответил:
– В жизни каждого человека, в определенном возрасте, наступает момент, когда он чувствует влечение к противоположному полу. Это абсолютно нормальный физиологический процесс. Когда-нибудь и ты почувствуешь влечение.
– Какого рода это влечение?
Шаллер хмыкнул.
– Знаешь, это очень трудно объяснить…
– Попробуй.
– Ну, бывает момент, когда влечение заставляет тебя забыть обо всех проблемах, когда тело дрожит от желания разрядиться.
– Чем разрядиться?
– Семенем для продолжения рода.
– Как будто бы мы это в интернате проходили.
– Тогда тебе все известно, – облегченно вздохнул Генрих Иванович. – Это называется инстинктом продолжения рода.
– Для этого в женский организм суется штука, из которой обычно писают?
– Можно и так сказать.
– А у меня есть семя?
– Когда вырастешь, семя будет и у тебя.
– И инстинкт продолжения рода?
– И инстинкт в тебе проснется.
– А что главнее – инстинкт или сознательное продолжение рода?
– И то и другое главное.
– А мне кажется, что не будь инстинкта, то не будет и сознательной надобности продолжать род. Я думаю, что инстинкт подменяет сознание, а человеку кажется, что делает он все осмысленно.
– Ты не прав. Для взрослого человека очень важно увидеть свое продолжение в детях.
– Во мне инстинкт не проснулся, а потому то, что ты проделывал со своей женщиной, не представляется мне привлекательным. Добровольно я бы никогда этого не стал делать. И я бы не хотел видеть своего продолжения. Мне и так не слишком радостно. Кстати, у тебя есть дети?
– Нет.
– Ты тоже не хочешь видеть своего продолжения?
– Хочу. Но не все, что хочется, случается. Зачастую наоборот: то, чего ты особенно желаешь, становится невозможным.
– Твоя женщина тебе родит ребенка.
– Дело в том, что это не моя женщина.
– Как это? – не понял Джером. – Ты же делал с ней то, что обычно делают только со своими женщинами.
– Бывают исключения. – Генрих Иванович замялся. – Понимаешь, существуют вещи, которые непросто объяснить. Например, у меня есть жена.
– И что?
– Детей полагается иметь от жен и мужей.
– Тогда пусть тебе жена родит.
– Она не хочет.
– Вот видишь! – обрадовался Джером. – Значит, у нее, как и у меня, отсутствует инстинкт продолжения рода… Но ведь это не беда! Плюнь на условности и попроси красивую чужую женщину родить тебе ребенка!
– Я же тебе объяснил, что так не полагается.
– Но ведь можно развестись со своей женой и жениться на красивой женщине. Она станет твоей и родит тебе мальчика… Или чего ты там хочешь?
Шаллер запутался в этом разговоре, а потому просто сказал:
– Хорошо. Я подумаю над твоим предложением, – и оттолкнулся от бортика ногами, окатив мальчика фонтаном брызг.
– Эй, подожди меня! – крикнул Джером. – Я плыву с тобой!
Генрих Иванович свободно держался на воде, поддерживаемый мириадами пузырьков, и умилялся, глядя на тщедушное тельце, колотящее что есть силы руками и ногами.
– У меня уже лучше получается, правда? – спросил мальчик, схватившись за бугрящееся мышцами плечо полковника.
– Да, у тебя безусловный талант к плаванию.
– Значит, скоро у меня появится еще одно дело, которое я делаю хорошо. Оно не будет секретом, а потому я смогу о нем рассказывать.
Генрих Иванович поплыл к противоположному бортику, увлекая за собою Джерома.
Мальчик скользил по воде без малейшего усилия, а потому наслаждался водной стихией, заключенной в китайскую ванну.
Шаллер выбрался из бассейна, взял за руку Джерома и запросто, без напряжения вытащив его из воды, поставил рядом с собой на мраморную плитку.
– Ну-с, молодой человек, мне пора. Приятно было с вами пообщаться. Если у вас на досуге будет время, приходите искупаться еще.
– Передавайте привет чужой красивой женщине, – в свою очередь сказал Джером.
Он прыгал на одной ноге, ковыряя в ухе пальцем, освобождая торчащий древесным грибом отросток от воды. – И жене теплый привет. Она у вас на тощую курицу похожа. Вы, навер ное, ее объедаете!
– Вы и жену мою видели! – воскликнул Шаллер, поражаясь точностью сравнения.
– Пришлось как-то…
– Да! – вспомнил полковник, натягивая галифе. – Передайте господину Теплому, что господин Шаллер навестит его в конце недели.
– Всенепременно, – пообещал мальчик, выжимая купальный костюм себе на ноги.
Генрих Иванович посмотрел на тощие ягодицы Джерома, кивнул ему на прощанье и скрылся за кустами боярышника.