Сорок лет Чанчжоэ - Страница 53

– Надо искупаться", – подумал Генрих Иванович и, отстранение поцеловав жену в макушку, отправился к китайскому бассейну.

Он разделся и сошел в воду. Поплавав самую малость, от бортика до бортика, заплыл в угол, прислонил голову к изразцам и закрыл глаза.

– Какие странные записи, – думал он. – Как все странно записано. Какое-то море несоответствий и неточностей!.." Полковник напряженно думал над прочитанным, слегка шевеля в воде ногами, отыскивая по памяти в летописи ошибки.

– События на десяти страницах охватывают лишь три первых года чанчжоэйской истории, – говорил про себя Шаллер. – Что же получается? Все дети, рожденные мадмуазель Бибигон в новостройках, были недоношены по меньшей мере на половину положенного срока!.. Мысль скакнула… Значит, моя жена приходится сестрой детям губернатора Контаты и детям доктора Струве! – внезапно заключил Генрих Иванович. – Дилемма во всем этом только одна – доверять записям или нет!" Полковник окунулся с головой и просидел под водой целую минуту, каждые десять секунд выпуская из себя большой воздушный пузырь.

– Кто же такая мадмуазель Бибигон?" – задумался он, вынырнув. Помнится, ни отец Елены, ни сама Белецкая никогда не говорили о ней, и Генрих Иванович полагал, что мать жены умерла слишком рано и воспоминания о ней доставляли родственникам невыносимую боль.

Полковник вновь нырнул, а когда вынырнул, настроенный продолжать свои думы, то услышал над собой наглое – эй!".

Шаллер вывернул голову и увидел стоящего на краешке бортика давешнего мальчишку с синяками под глазами. Сейчас, правда, синяки выцвели, как хорошо стиранный сатин, и уже не поражали своей величиной.

– Эй! – повторил мальчишка. – Могу я поплавать? Ты же меня сам приглашал!

Помнишь?

Глядя на Джерома, полковник вспомнил Франсуаз Коти, ее влажную грудь и крепкие бедра, сделал над собою усилие, отгоняя эротические картинки, и покашлял для закрепления достигнутого эффекта.

– Ты меня слышишь? – спросил мальчишка.

– Слышу, – ответил Генрих Иванович.

– Так могу я поплавать? Бассейн ведь не твой!..

– Конечно, можешь.

– Ну вот и спасибо, – поблагодарил Джером и стал медленно раздеваться.

Он аккуратно сложил шорты и рубашку, оставшись в купальном костюме мышиного цвета, закрепленном на груди помочами.

– Холодная вода? – спросил он.

– Теплая.

– Глубоко?

– Не мелко.

– Значит, можно нырять?

– Можно.

– Сначала просто поплаваю, а потом уже нырну, – решил Джером и медленно сошел по ступеням в пузырящуюся воду. – Действительно теплая, даже горячая.

Он оттолкнулся от дна ногами и поплыл по-собачьи, задрав высоко подбородок и щуря глаза. Ему понадобилось достаточно времени, чтобы доплыть до бортика, возле которого стоял Шаллер, и он, задыхаясь, даже протянул тому руку навстречу, чтобы здоровенный мужик помог ему добраться до мелкого места.

– Давно не плавал, – сказал Джером, встав рядом с полковником. – Сноровку потерял.

– Да, – согласился Генрих Иванович, разглядывая его намокший купальник с двумя горошинами сосков. – Плаваешь ты неважно. Но дело это наживное.

– Чего грустишь? – спросил мальчик.

– Я не грущу.

– Грустишь, грустишь! Вон как морщины вздыбились на лбу!.. Неприятности?

– Да нет. От неприятностей Бог миловал.

– Ну ладно, не хочешь говорить, не говори. Дело твое. А где женщина твоя?

– Не знаю.

– Я тут подумал на досуге – красивая она! И автомобиль у нее красивый!

– Как успехи в учебе? – перевел разговор на другую тему Генрих Иванович.

– Успехи неважные.

– Что так?

– Переходный возраст. Другие интересы.

– Какие же, если не секрет?

– Не секрет. Размышляю о смысле жизни.

– И какие выводы?

– А выводы такие, что смысл моей жизни лежит в области чужих интересов. В моих интересах смысла нет.

– Какие же у тебя интересы?

– Хочу стать патологоанатомом.

– Почему? – удивился Шаллер.

– Потому что мертвый человек возбуждает во мне интерес. Глядя на мертвеца, ощущаешь себя живым, тогда как глядя на живого, ощущаешь себя никаким.

– Где же ты видел мертвецов? – спросил Генрих Иванович.

– У учителя Теплого.

– Что же они, прямо у него в квартире лежат?

– Да нет же! – Джером поморщился. – Он собирает атласы судебной медицины. У него их целая библиотека. Вот я и смотрю их на досуге. А ты видел когда-нибудь мертвецов?

– Приходилось, – ответил полковник, вспомнив мать, придавленную обломками дома во время Чанчжоэйского землетрясения. – Я видел мертвецов.

– А ты видел, как купец Ягудин упал мордой на булыжники?

– Видел. А почему ты спрашиваешь?

– Уж больно у него голова крепкая была! Другая бы – разбилась, как арбуз, от такого удара, а от ягудинской даже булыжник треснул! Может быть, он мутант?

Как ты думаешь?

– Может быть. – Шаллер поглядел мальчику в глаза – большие, с черными зрачками во все глазное яблоко. В них, подернутых влагой, он разглядел свое отражение, искаженное, как будто полковник смотрел на себя с обратной стороны подзорной трубы. – Может быть, и мутант, – еще раз повторил Генрих Иванович.

– Проплывусь, – сказал Джером и слегка оттолкнулся от бортика ногами. Он придал телу ускорение, но при этом слишком низко опустил подбородок и всем ртом хлебнул воды. Мальчик закашлялся, замолотил руками по воде, развернулся лицом к Шаллеру и протянул ему ладонь. Полковник опять помог обрести Джерому почву под ногами и, не сдержавшись, заулыбался.

– Что ты смеешься? – спросил мальчик. – Разве тебе не известно, что каждый человек что-то делает хорошо, а что-то плохо? Так вот, плаваю я плохо. Что в этом смешного?